Зимняя луна [= Ад в наследство ] - Дин Кунц

Дом был превосходно приспособлен для жизни и удобен: в нем даже легче устроиться, чем они рассчитывали. Личные вещи и одежда Эдуарда Фернандеса еще не были убраны, пришлось очистить шкафы, прежде чем заполнить комнаты собственными вещами. Четыре месяца со дня смерти старика поместье было закрыто и не посещалось: тонкий слой пыли укутал все. Однако Эдуардо вел упорядоченную и аккуратную жизнь: нигде не было большого бардака.

В последней спальне на втором этаже в углу дома медное послеполуденное солнце просачивалось через западные окна, и воздух блестел, как перед открытой дверцей печи. Было светло без тепла, и Хитер продолжала дрожать.

- Это здорово, да? - не выдержал Тоби. - Потрясающе!

Комната была обширней в два раза или больше, по сравнению с той, в которой спал мальчик в Лос-Анджелесе, но Хитер знала, что он меньше взволнован ее размерами, чем почти эксцентричной архитектурой, которая поразила воображение ребенка. Потолки в двенадцать футов поддерживались четырьмя перекладинами свода, и тени, которые падали на эту вогнутую поверхность, затейливо переплетались.

- Отлично, - сказал Тоби, глазея на потолок. - Как будто висишь под парашютом.

В стене, слева от двери в коридор, была ниша четырех футов в глубину и шести в длину в виде арки, в которой располагалась сделанная по заказу кровать. За ее передней доской слева и в задней стене ниши были устроены полочки для книг и глубокие шкафчики-хранилища: для моделей космических кораблей, солдатиков, игр и других вещей, которые так ценит маленький мальчик. Занавески раздвинуты по обе стороны ниши, а когда задергивались, то превращали кровать в купе старомодного вагона.

- Можно это будет моей комнатой, можно, пожалуйста? - взмолился Тоби.

- Мне так кажется, она для тебя и была сделана, - сказал Джек.

- Отлично!

Открыв одну из двух дверок в комнате, Пол сказал:

- Этот стенной шкаф настолько глубок, что вы можете его считать почти что за комнату.

Последняя дверь выводила к началу бесковровой лестницы, винтовой, изогнутой под таким углом, как будто вела наверх башни маяка. Деревянные ступени скрипели, когда они четверо спускались по ней.

Хитер сразу же невзлюбила лестницу. Может быть, она испытывала некоторую клаустрофобию в этом стесненном пространстве без окон, следуя за Полом Янгбладом и Тоби, с Джеком за спиной. Может быть, недостаточное освещение - две большие голые лампочки под потолком - так ее тяготило. Заплесневелость и явственный запах разложения не прибавляли очарования. Не придавали этого и пауки со своими пленниками: мертвыми мотыльками и жуками. Какова бы ни была причина, ее сердце начало колотиться, как будто они карабкались вверх. Хитер охватила безотчетная уверенность, похожая на безымянный ужас в кошмаре, что нечто враждебное и бесконечно чужое ожидает их внизу.

Последняя ступенька привела их в вестибюль без окон, где Полу пришлось употребить ключ, чтобы открыть первую из двух нижних дверей.

- Кухня, - сказал он.

Ничего страшного их здесь не ждало, просто комната - кухня, как он ее и назвал.

- Мы пойдем туда, - произнес Пол открывая вторую дверь, которая снаружи не нуждалась в ключе.

Когда большой палец обнаружил, что замочек не желает слушаться, пробыв долго без употребления, эти несколько секунд неожиданной заминки продлились почти больше, чем Хитер могла выдержать. Теперь она была совершенно убеждена, что нечто спустилось по ступенькам за ними вслед: призрак-убийца из скверного сна. Она хотела немедленно убежать из этого тесного места, отчаянно - прочь.

Дверь со скрипом отворилась.

Они прошли за Полом через второй выход на заднее крыльцо. И оказались в двенадцати футах слева от основной задней двери, которая вела на кухню.

Хитер несколько раз глубоко вздохнула, очищая легкие от заразного воздуха лестницы. Ее страх быстро уменьшился, а скакавшее сердце вернулось к нормальному ритму. Она оглянулась на вестибюль - там, куда уже не мог попасть ее взгляд, закручивались вверх ступени. Конечно, никакой житель кошмара не появился, и теперь ее недавняя паника показалась глупой и беспричинной.

Джек, не подозревая о внутренней буре Хитер, положил руку на голову Тоби и сказал:

- Ну парень, знай: когда это будет твоей комнатой, я не хочу ловить тебя, крадущимся вверх за девчонками.

- Девчонками? - Тоби опешил. - Хм. А почему я должен хотеть что-то делать с девчонками?

- Я подозреваю, что ты скоро будешь воображать одну из них своей, дай только время, - сказал поверенный, забавляясь.

- И слишком скоро, - сказал Джек. - Еще пять лет, и нам придется залить эту лестницу бетоном и опечатать ее навсегда.

Хитер обнаружила в себе желание повернуться спиной к двери, когда поверенный закрыл ее. Она была расстроена недавним эпизодом и радовалась только, что никто не почувствовал ее странной реакции.

Лос-анджелесские нервы. Она еще не рассталась с городом. Ведь это сельская Монтана, где, возможно, убийств не случалось уже лет десять, где большинство людей оставляют двери не закрытыми на ночь. Но психологически она оставалась в тени Большого Апельсина, живя в подсознательном ожидании внезапного, бессмысленного насилия. Это просто затянувшийся лос-анджелесский трепет нервов.

- Лучше я покажу вам остальную часть поместья, - сказал Пол. - У нас не более получаса до сумерек.

Они последовали за ним вниз по ступенькам крыльца и поднялись по задней лужайке к маленькому каменному флигелю, стиснутому соснами у края леса. Хитер узнала его по фотографии, присланной Полом: домик управляющего.

Пока подкрадывались сумерки, небо далеко на востоке стало темно сапфировым. Оно обесцвечивалось до слабо-голубого на западе, где солнце торопилось к горам.

Температура соскочила с пятидесяти. Хитер шла, засунув руки в карманы куртки и сдвинув плечи.

Она была рада видеть, как Джек энергично и ловко преодолел холм, совсем не прихрамывая. Иногда его левая нога побаливала, и он берег ее, но не сегодня. Она подумала, что трудно поверить в то, что только восемь месяцев назад их жизни, казалось, изменились в худшую сторону навсегда. Не удивительно, что она все еще нервничает. Такие ужасные восемь месяцев. Но все теперь хорошо. Действительно хорошо.

Задняя поляна не поддерживалась в порядке со смерти Эдуардо. Трава выросла на шесть - восемь дюймов, прежде чем жар конца лета и холод начала осени сделали ее коричневой и прервали рост до весны. Она слабо хрустела под ногами.

- Эд и Маргарита переехали из домика, когда унаследовали ранчо, восемь лет назад, - сказал Пол, когда они подошли ближе к каменному бунгало, - продали содержимое, забили фанерой окна. Не думаю, чтобы кто-то здесь был с тех пор. Если планируете сами заниматься хозяйством, возможно, он вам вообще не понадобится. Но вы можете поглядеть.